Ренн-ле-Шато, замок семьи де Транкавель, вздохнул. Будто сам сочетался с неспешным, завораживающим ритмом движений любовников. Огромная крепость дышала, дышала по-настоящему. Беренгария спиной, через торопливо брошенный на ноздреватый камень плащ, ощущала, как замок смотрит на людей, заинтересовавших его, тысячами каменных блоков, заменявших глаза, как серовато-желтый песчаник наливается теплом, идущим из его нутра, как выветривающийся песок, павший на ногу под дуновением австра, щекочет кожу…

– Хайме, что это? – еле слышно спросила наваррка, не испуганная, а зачарованная. – Мне кажется, или?..

– Это?.. – Транкавель-младший поднял голову, отбросив упавшие на глаза черные волосы и настороженно прислушался. Затем он чуть заметно улыбнулся, точно уловив нечто хорошее, но безумно далекое, и почти беззвучно ответил: – Это Ренн. Он с нами. Вернее, уже во мне и в тебе. Ему мало что нравится, но, кажется, он ничего не имеет против нас. Не говори больше ничего, просто чувствуй…

Беренгария с коротким смешком подумала, что происходящее несколько смахивает на то, как если бы одна женщина делила свое внимание между двумя жаждущими ее мужчинами. Двое соединялись в одном – в теле Хайме – и девушку с головой захватила невероятная возможность: принадлежать сразу человеку и замку. Она испытывала одновременно твердость камня и тепло прикосновения, живую силу разума обычного смертного и близость диковинного, непостижимого рассудка Ренна, обоняла горьковатый запах полыни, исходящий от разметавшейся шевелюры молодого человека, и легкий аромат древности, плывущий над замшелыми камнями крепости. Ей казалось, будто жесткий кирпич бастиона, ставший их ложем, плавится, повторяя очертания ее фигуры, и чьи-то невесомые, удивительно мягкие ладони бережно касаются ее и Хайме, помогая, подсказывая и направляя…

Наконец Беренгария, принцесса Наварры и дочь короля, закричала – так, как не кричала никогда в жизни. Это был крик одновременно и радости, и наслаждения, и страха. Страха перед чем-то неизвестным, но не враждебным. Увидев ночью в лесу отблеснувшие зеленым глаза безобидного барсука, ты тоже можешь заорать от ужаса, представив, что в кустах скрывается мохнатый и зубастый оборотень.

– Что ты, что ты… – успокаивающе зашептал ей на ухо Хайме, обнимая и целуя в висок. – Все хорошо, я с тобой. Ренн уходит, ты не чувствуешь? Он никогда не надоедает, разве что тем, кто этого хочет. Наподобие моего братца. Ренн позволяет себе многое, но только с теми, кто… Кто позволяет позволять. Тише, посмотри какое небо! Звезды начали появляться. Знаешь, они отражаются у тебя в глазах… Я с ума сойду, какая ты красивая…

В сумерках Беренгария ушла в принесенном Хайме платье (кто-то из них, забывшись, неловким движением сбросил тяжелый бархатный сверток с высоты стены, и де Транкавелю-младшему пришлось сбегать и позаимствовать кое-что из гардероба своей сестры, ибо принцесса никак не могла появится в замке только в исподнем), одновременно и счастливая, и невероятно изумленная. По взаимному согласию они успели еще несколько раз познать друг друга, но таинственное ощущение присутствия Ренна больше не вернулось, хотя принцесса точно знала – колдовство замка где-то здесь, совсем рядом. Оно кроется в камнях, в изгибах потолочных вольт, в деревянных арках и дверях, в металле замковых петель и кованых ручках.

Ренн-ле-Шато – живой. Но разве камень может быть живым?

Хайме вызвался проводить принцессу до ее покоев, расположенных в южной части замка, но Беренгария, подумав, отказалась: слишком много впечатлений за один вечер, слишком все необычно и прекрасно. Ей хотелось побыть одной, и она отлично помнила дорогу назад. Спуститься в верхний двор, затем в нижний, повернуть направо, а там обязательно встретишь стражу наваррских рыцарей, охраняющих сон короля, гостящего в Ренн-ле-Шато. И неважно, как они будут смотреть на старшую дочь своего властителя. В конце концов, они дворяне и не позволят себе даже лишнего движения.

Беренгария не удивилась, когда Хайме даже не поцеловал ее на прощание и не попытался договориться о времени следующего свидания, а просто коротко поклонился и исчез в темноте. Принцесса миновала не слишком обширный двор под донжоном Ренна, зашла в арку, ведущую к широкой лестнице, спускавшейся к нижней части замка, и вдруг опасливо шарахнулась в сторону, заметив тень быстро приближавшегося человека. Круг факельного света выхватил его силуэт. Ростом с наваррку, но это мужчина, вернее, молодой человек лет двадцати пяти. Длинные нечесаные белокурые волосы, копной вырастающие над узким лицом. Цвет глаз неразличим из-за полутьмы. Одет по-дворянски, однако весьма скромно – черные штаны-шусс, белая рубашка с открытым воротом, черный колет с вышивкой серебром в виде маленьких восьмиконечных звездочек, высокие грубоватые сапоги… На стражу не похож, на одного из придворных графа Редэ – тоже. На широком ремне, перекинутом через плечо, покачивается виола, придерживаемая тонкой правой ладонью.

Благородный мессир, видимо, намеревался просто пройти мимо, однако заметил прижавшуюся к стене Беренгарию, приостановился, отвесив нарочито глубокий поклон, и очень хрипло сказал:

– О, ваше высочество? Я полностью с вами согласен: летними ночами так одиноко…

– Что, простите? – не на шутку опешила принцесса. – Сударь, я не помню вашего лица и нас друг другу не представляли!

– В чем же вы видите трагедию? – недоуменно расширил глаза незнакомец. Теперь Беренгария разглядела, что зрачки у него холодно-серые, похожие на галечные камешки. – Извольте. Это принцесса Беренгария из Наварры. Это Лоррейн, менестрель. Мы очень рады увидеться, – он завертел головой, озираясь и весело уточнил: – Только где же Хайме? Опять прячется?

«Он что, заметил нас? – похолодев, подумала Беренгария. – Не может быть! Площадка на вершине замка никому не видна, я внимательно посмотрела!»

– Ах, принцесса, – продолжать напирать незнакомец, имевший такой вид, будто он слегка пьян – что доказывали расплывавшиеся по светлой ткани рубашки темные пятна – или самую чуточку безумен, а, скорее всего, то и другое вместе. – Ренн чудесен, не правда ли? Теплые, ласковые лапы… Когда добрые, когда злые. Все зависит от хозяина, и иногда – просто от человека. Сегодня Ренн, похоже, пребывал в благодушном настроении. Я прав?

– Что вы несете, мессир? – от испуга Беренгария рассердилась и вспомнила, что она, как-никак, дочь короля. – Я сейчас прикажу позвать стражу! Вы не назвали мне своего титула, полного имени…

– Титула? – хмыкнул менестрель по имени Лоррейн и озадаченно поскреб в затылке, беспечно признавшись: – Забыл, представляете? Не люблю хвастаться. Хвастовство здесь – привилегия Рамона де Транкавеля. Ступайте, принцесса. Идите с миром, любите этого молодого обормота и постарайтесь быть счастливой.

Лоррейн быстро прошагал дальше в верхний двор, Беренгария шепнула под нос словечко из лексикона, порядочным принцессам неизвестного (слышала от отца и старшего брата) и осторожно двинулась вниз. Но, едва она ступила на лестницу, ведущую к гостевым покоям Ренн-ле-Шато, буквально отовсюду, из воздуха, возник голос Лоррейна: одновременно и очень низкий, и поднимавшийся до неизмеримых высот.